Хочу писять

Теперь, когда прошло столько лет, я начинаю сожалеть о том, что не вел свой летный дневник. Ведь написать было что, даже за каждый день.
Тогда на это оставалось хоть немного отпущенного времени и вместо этого мы его прожигали в пулю или преферанс на точках. Вместо этого ставили петли, ловили из подо льда ряпушку, резались в бильярд.. Но это при том, если еще не распогодилось. А чуть что, - за темную тучку в тундру или в горы.

А именно в этот день успели и туда и сюда. Короткое лето за полярным кругом. И в эту пору нам нужно было забрать детишек за поселком Андрюшкино из под Сант Юряха и перебросить в интернат в поселок Черский.
Как и положено на такое мероприятие выделялся старший преподаватель. И вот мы вместе с ним заходим на посадку на площадку на возвышенности, правильней на горе. Местность холмистая, а они, маленькие человечки, внизу держатся за ручки друг друга в пестрых осенних пальтишках. Жмутся один к другому. Волнуются. Хотя уже привыкли к гулу вертолета. Дети пастухов, геологов, рыбаков. Их родители в тундре, в горах, на протоках, реках, в море на промысле. А их надо учить, одевать, кормить. Иначе как же они после заменят своих постаревших предков за тракторами и буранами, в упряжках, на выделке шкур, на кораллах.

Мы после четвертого разворота. Уже на глиссаде. За нашими спинами заказчик посматривает на часы. Это его предприятию оплачивать каждую дорогую минутку в воздухе винтокрылой машины. А у нас на этот момент впереди тучка, словно подушка, закрывает кучку ребятишек и мы уходим на второй круг. Снова последний разворот. Но что за невезение? Теперь другая, похожая на прежнюю. Заказчик нервничает, крутит пальцы, что- то недовольно бормочет, после ругается и … только на третий раз нам везет. И уже после посадки командир Николай Бахтурин ему втолковывает басовитым голосом, что жизнь детей и наша важнее, чем минутки к оплате!
Тот машет головой. Вроде понял. А мурашки в своих пестрых одежках забираются в машину. Мы не выключаемся. Все рассаживаются по левой стороне и в конце грузового отсека. Справа же навалом скарб пастухов, шкуры, палатка, рюкзаки… Взлетный режим и машина в разгоне.
Под нами замелькали карликовые березки, спелая брусника, домик лесника.
Дальше дымка, тучки и наш курс на поселок. Занимаем эшелон восемьсот метров и на подлете завороженно любуемся чудом погоды.

Вокруг северного городка, на берегу Колымы, светло. Заходящее солнце освещает улицы и крыши. Прямо под ним, внизу, круг безоблачности, а совсем рядом, за чистым солнечным кольцом, повсюду, непрерывным плотным слоем, облака.
И простираются и туда же, куда нам так скоро, уже через час, вылетать. В сторону Мандриково, к золотым приискам, - наш новый маршрут километров на двести. Какая же погода там?
Вот уставшие лопасти в который раз, раскачиваясь, останавливаются, чтобы хоть немного отдохнуть.
Деточки высаживаются. Машина заправляется.
Пол часа и у нас за спинами никого.
Мы летим на восток на Чукотку. Она у нас тут под самым боком. Теперь новый маршрут оплачивает другой заказчик. Устали. Хочется спать. За бортом темно. Ночь. Что там внизу? Какие горы?

Занимаем высоту побольше, чтобы не споткнуться. Но тут начинает швырять то влево, то вправо. Сплошные воздушные ямы. Куда то ухаем вниз, как на качелях, только последние можно попросить контролершу и остановить. А к нам ее не посадили. Не положено. Снова ухаем к земле, да так, что стрелки высотомера от ужаса на мгновение замирают и после снова начинают работать. В ларингофонах пропадает связь, а остаются только не понятные шумы. Такое бывает. Хоть и не часто. Погода сердится и остается держаться начеку. Проходит меньше часа полета и все немного успокаивается. Там, впереди, нас должны ждать огоньки на площадке и горячий чай. А пока можно о
чем-нибудь и подумать. Малехо помечтать. Ведь до снижения еще минут двадцать.

Бортмеханик, лет пятидесяти четырех с половинкой, крепенький толстячок Мироныч, на откидном стуле позволяет себе на какой то миг прикрывать сонные глаза, наслаждаясь равномерным ревучим щебетанием двух двигателей. Вокруг внизу все погружается в дрему:
тучки, лиственницы, озера, охотники.

И вот, в этой самой нависшей тишине, среди однообразного бормотания моторов, - кто-то на ухо позади нас (хотя там никого и не должно быть!) пищит Миронычу;
- Дяденька летчик!!! Я писять хочу!
Уже позже мы узнали, - Мироныч в этот момент подумал, что ему приснилась его любимая внучка! Ему, старому седому, как морская пена и полному, как тюлень… деду!!!
Он еще продолжает кирять носом, как его этот Кто-то в эту же минуту лихо дергает за ухо. При этом ни просто, а настолько неприятно!!! И уже после болевого шока Старый подпрыгивает на своей не раскладывающейся раскладушке да так, что мы не просто в недоумении…
Впечатление только одно! Мгновенное! Мысль напрягает нервы, кровь стучит по потным вискам.
- Наш лайнер, О УЖАС, пытается кто-то захватить. И угнать его в Малайзию или поближе, в восьмое оленье стадо!
Что делать? Слать сигнал SOS и прыгать вниз? Но парашютов то нет! А Мироныча вообще никакой парашют не выдержит.
Да и уши его по сторонам не расчесанной шевелюры будут так мешать стропам, пока их не запутают окончательно. А там внизу ночью тоже ничего хорошего! Голодные волки бродят…
Нас худых с командиром и не заметят, а вот механика будут преследовать несколькими стаями. Год будут сытыми ходить!
Позор.. Обмешурились. Сзади то в кепке рыжее полуметровое создание, причем, очень важно, так похожее на Мироныча своими веснушками и талией. И теперь оно уже настойчивей и громче орет:
- Дяденька, писять хочу!
Оказывается Кешку, так звали нашего малышку, просто забыли. До сего времени мальчик среди шкур и палаток крепко спал. Пока не захотел..
Мне было около двадцати лет. Своих детей, - ек! У командира Бахтурина, полярного волка тоже. Ему, порой, арктическому баклану, особо и не до женщин. За ним ведь целая эскадрилья нас таких разных.
А Миронычу бы самому утку, чтобы ни бегать на стоянке за вертолет на ветру.
- Ты откуда малой, я тебя спрашиваю?! – еще немного заикаясь молвит наш механик на подростка. Пацан хнычет. Бахтурин отдает указание дать полярный чайник для собирания детской мочи.
Но наш Дед не соглашается, мотивируя тем, что останется запах.
Командир рекомендует после чайником не пользоваться и на базе промыть его английским с бочек маслом Кастролом.
Пока решали стало поздно. Юноша обписялся! Теперь нужны срочно подгузники!!!
Но где их взять??? На высоте, ночью, среди мужиков?!
В неприкосновенном запасе на случай вынужденной посадки эти вещи отсутствуют точно!
И тут у Мироныча, наконец, мелькнула здравая мысль. Заменить их теплыми новыми рукавицами.
Но благоразумие брало верх. Мальчик из добрых рук бортмеха их все не принимал.
Не застужать же ребенка!

И тут я осмелился обратиться к командиру воздушного судна:
- Николай Алексеевич! Я знаю, что Вы везете платок в подарок тете Вале из перевозок, купленный вчера в Анюйске!
Он натуральный мягенький, отдайте его малышу. Потом можно будет постирать и никто и не узнает, и не скажет. Правильно Мироныч? – спрашиваю механика.
Тот молчит, как будто во рту яйцо страуса.
А Николай Алексеевич в порыве эмоций жестко в мой адрес:
- Когда ты, салага, под стол ходил, пирожки мамкины кушал, я в это время…

Но Мироныч его успокаивает. Находчивый всовывает для задабривания ему, нашему командиру, голодному, в руки взятку, - свою домашнюю котлету…
Мои слова теперь приняты!
Мальчик теперь себя чувствует комфортно. Его детский писюнчик в тепле!
А через минут десять дите захотело есть!
Машину снова начинает бросать! Связь с перебоями, радиста нет. Был бы, - хотя бы помог понянчить.
Вышла со строя поисковая фара.
А Кешка хочет кушать и все тут! Да орет погромче сирены у взлетно- посадочной полосы.
Нашли мы сухой хвост от ряпушки и две галеты, сунули мальчонке. Будто временно затих. Мироныч уговаривает Бахтурина открыть для ребенка не прикосновенный запас. Там сгущенка и тушенка, но командир , чувствуя в попрошайкиной речи толстяка что-то подозрительное, - отказывает, ссылаясь на усталость. У нас снижение, а тундровый лилипут прыгает по всему салону, лезет на плечи бортмеханика, как обезьяна на баобаб. Стянул у того фуражку, открутил с нее кокарду.
Тут Николай Алексеевич понял, надо что- то делать, и протянул мальцу перочинный ножик, мол, пусть побалуется до посадки, а то еще чего нехорошего, раньше времени попадем на землю.
- Товарищ командир, - бурчит Мироныч, -он же глаз выколет!
Командир за управлением сквозь шум двигателей орет:
- Вы же не выкололи!.. Повнимательней Кеша.., если суешь в глаз, то тупой стороной, запоминай, пригодится!!!
И чудо. Мальчуган успокоился.
А вот теперь он у командира эскадрильи на летном пиджаке, оставленном им на вешалке в грузовом отсеке, ловко отрезает все блестящие пуговички… И хорошо, что Мироныч вовремя заметил, как сорванец успел их засунуть к себе в рот!
Стало понятно, что это опасно и школьник может подавиться, а врачи отсюда больше двухсот километров!
Хотя даже в этом опасном случае есть и свои преимущества! Не нужно вызывать среди ночи вертолет на аварийно – спасательную работу!
И теперь мы с Миронычем в роли спасателей. Подхватили, перевернули больного вверх тормашками, механик раздвинул юнцу челюсти и оттуда посыпались командирские пуговки.
Как из сказки про Буратино.

Все. Пошли на посадку. Успокоился тундровый рыжий шалун.
И в кого он рыжий? Вроде якут… А посмотришь со стороны, - русский, на Мироныча даже смахивает…

В общем, нанес он нашему отряду, стоит признаться, все таки значительный ущерб! Пока мы оставались на глиссаде, - полез к рации в салоне, и раскурочил ее так, что мама не горюй!
Что то на ней перемкнуло, неделю на этот борт радиста в план не ставили.
А уже после посадки схватил нашего Мироныча за штаны, да не сбоку, а спереди, - еще, помню так цепко, и старому такую боль причинил, что у того глаза на минут пять на лбу оказались! А мальчику все равно. Сует дите в руки работнику Аэрофлота бортовой журнал и прямо в наглую требует визгливым голоском, чтоб тот сказку про моржа почитал.

А после выгрузки надо, хочешь не хочешь, - возвращаться на базу, везти обратно нашего подростка Шарамушкина. Связываемся с Черским, с интернатом, а там в несколько голосов истерически кричат, чтоб не везли пока нашего путешественника. Мол, у них на целый месяц карантин. Но нам то его, балуна, оставлять зачем? Хотя бы техникум был у него за плечами незаконченный! Ничего ведь не умеет!

Решение всего экипажа. Оставаться спокойными и назад! Только назад везти! Отдать у кого забрали.

И как хорошо, что к нам на обратный путь подсела беременная женщина с десятой бригады оленеводов.

До середины маршрута она рассказывала мальчугану какие то смешные истории и они оба от смеха выпадали, но на высоте полторы тысячи метров около двенадцати часов по Гринвичу у сопки Лисий Нос начались схватки пассажирки с одновременным, пугающим всех внизу росомах, детским пронзительным истошным криком!

НО! Вертолет все таки был к радости всего технического, летного и диспетчерского состава успешно посажен на взлетно - посадочную полосу поселка Черский. Экипаж в составе:
командир воздушного судна Бахтурин Н. А.,
второй пилот Молчанов М.М. и бортмеханик Подушка А. М.,
награжден похвальными грамотами, премией и отправлен по путевкам на месяц в Крым в город Ялту для снятия нервно паралитического напряжения.

P S
В настоящий момент Шарамушкин Инокентий Семенович является начальником десятой Оленеводческой бригады имени Воровайкина неподалеку от Сант Юряха, любит строганину, морошку, с икрою ложку и все, все, все крепкие напитки.
А также имеет острое назойливое желание стать командиром воздушного судна и осуществить давнюю мечту, - покатать на вертолетке любимых оленей и понравившуюся из бригады девушку по имени Кююрегейчана.